Энегле́нна А́квел (Eneglenna Akwel)
Раса: Люмина (Первая)
Возраст: по факту 54 года, стала Люминой в 26
   

     
Атмосфера пасмурного дня всегда придавала ей сил. Эта прохлада пронзала сознание и тело, впиваясь в каждую косточку, заставляя вдыхать влажный воздух, насыщенный ароматом перепрелых листьев, сброшенных ветками под ноги случайных гостей; эта прохлада воодушевляла и словно придавала сил. Сравнимо с получением семени, которое переходило тебе вслед за мелодичным звоном разбивающегося кристалла.
Энегленна любила этот сад, переходящий в густую рощу, и часто спускалась сюда, чувствуя, как растения, земля и даже камни внемлют каждому ее шагу, каждому легкому движению тела, готовые в любую секунду повиноваться. Здесь она ощущала себя истинной королевой, а не в стенах большой богатой крепости, битком набитой такими же королями и королевами как она сама. Каждый из них хотел править безраздельно, единолично купаться в лучах благоговения подданных – лучах любви, смешанной с ужасом, но здесь приходилось разделять всю имевшуюся власть друг с другом и поддерживать состояние единого семейства Люминов. Они уже давно не те жалкие смертные, которые были вынуждены склонять головы и преклонять колени пред другими сильными мира сего; не те, над кем можно безнаказанно издеваться и надругаться. Они превзошли все это и не помнили своей прошлой жизни. Гленна точно не помнила. Для нее нынешняя сущность, ее нынешнее состояние есть истина, о которой тайно мечтает каждый жалкий человечек, живущий на упирающихся в горизонт землях.  Достигнуть положения, сравнимого с богами, иметь огромные возможности изменения целого мира, и при том по-прежнему стремиться вперед, искать все более совершенные свои проявления. Похвальная мечта, но вызывает лишь самодовольную улыбку – куда вам. Гленна, как и остальные, упивалась доставшимся ей даром, наслаждалась им каждый день. Все благодаря тому, кто решил, что они достойны всего этого, достойны стать Его последователями и верным орудием в Его руках. Преданная слуга Моуда, готовая до конца следовать желаниям своего Господина, разбить каждый кристалл, мешая кровь вставших на пути смертных с грязью и ядом, лишая их малейшего чуда, обрекая на серое существование, на муки и сложности жизни, которых они не знают, пока имеют магию. Все, чтобы Сердце не пробудилось, чтобы господин мог выйти из своей темницы и сам управлять этим миром.
Даже терпит ради этого других, как делают в ответ и они.
И все же за последние тридцать с небольшим лет количество избранников Моуда, Люминов, заметно сократилось. Во многом по причине того, что жаждущие крови и власти не могли более этого терпеть и окунали руки в кровь своих братьев, поглощая добытые ими семена и давая их Крови впитаться в землю или уйти в щели, чтобы все раз и навсегда забыли о ее личности, чтобы соперников было меньше. А более, впрочем, никто не мог их задеть даже пальцем. Хранители? Они те же самые тридцать лет сидят в покосившихся сараях, беспомощные и слабые. Все, что они могут сделать – скрывать свои кристаллы, оттягивая время их разрушения, говоря простым людям воодушевляющие, но неимоверно глупые и безнадежные речи, уверяя их, что власть Люминов падет, что они нанесут сокрушающий удар, что… Всего лишь толпа отчаявшихся болванов. Ничего они не могут.
Гленна Аквел, пылающая ведьма, властно оглядывала лес, склонявший к ее ногам свои длинные лохматые ветви, наряженные в зеленые листья, что поблекли без солнечного света. Звуки шагов тонули в толстом мягком ковре давно опавших листьев, создавалось ощущение, что Люмина – лишь иллюзия, вписанная извращенным художником в умиротворяющую картину природы. Мирный и чистый лес темнел, как только вступали безумные, облаченные в вульгарные одежды и со светящимися неутолимой, ненасытной жаждой глазами. Она ушла уже далеко от дворца и собиралась уйти еще дальше, когда заметила, что перед нею открылась не сказать, что неожиданная картина.
Это могло случиться где угодно, с кем угодно и когда угодно. Все уже привыкли, что тут и там время от времени лежат трупы то простых людей, то Люминов. Судя по тому, какой вид открывался Гленне сейчас, искать следовало именно обескровленное тело собрата. Плавным движением руки она развела гибкие ветви в сторону. Деревья послушно отводили свои зеленые лапы, кусты отклонялись в сторону, пропуская ведьму к месту смерти Люмина. Тонкая бровь Гленны слегка приподнялась вверх, выражая сухое удивление: перед ней лежал вовсе не опустошенный труп, а живое тело, причем, вполне узнаваемое. Хотя Люмины просто обязаны знать всех своих, чтобы иметь в виду любого, кто способен замахнуться со спины, многие из них, более сильные, часто не обращали внимания на тех, кто был куда более посредственен в своих возможностях. Изредка это становилось фатальной ошибкой, возносившей слабую антилопу превыше некогда третировавшего ее льва, а ныне ею же и пожранного. Но перед Энегленной лежала ее ровесница того же уровня силы. Имя вертелось на языке, но так сразу его и не вспомнить.
Замухрышка.
Обычно все ведьмы и ведьмаки тяготели к роскошным одеждам разной степени слоености и открытости, но в любом случае эта одежда составляла образ могущественного, сильного, уверенного в себе властителя, вызывающего благоговейный ужас перед невольно подданными. Одного взгляда на этот образ хватало, чтобы колени самопроизвольно преклонялись пред стоящим, но не в данном случае. Тут перед ней лежала самая заурядная женщина с волосами, запутавшимися в ветвях и смешавшихся со слежавшимися старыми листьями, разорванной в разных местах одежде и запекшейся на лице кровью. Судя по всему, лежала она здесь довольно давно, поскольку раны успели затянуться.
«Не слабо… Кто-то помешал ее добить?»
- Удивительно, что ты еще жива, - задумчиво произнесла Гленна, и тихие слова поглотил шум листвы. Такой прекрасный шанс, добыча сама пришла ей в лапы. Кто-то не смог завершить свое дело, но хорошо подготовил почву. Пожалуйста, протяни руку – собери урожай. Но сейчас Энегленне это было не нужно. Даже если она считалась типичной Люминой, разум ее, в отличие от разума многих, сохранял остатки рационализма, отличал понятие нужды от понятия слепого желания. Сейчас нужды в убийстве «сестры» и похищении ее семян Аквел не ощущала, а потому изящно присела рядом и провела тонкими горячими пальцами по лицу спящей, едва касаясь кожи длинными и острыми ногтями. И только теперь она почувствовала другое.
Рывком поднявшись, Энегленна направилась в противоположную сторону. Зрачки расширились, руки напряженно двигались, подчиняя своим движениям растительность, которая прямо ожила от такого потока управляющей магии.
«Вот оно!»
Ставший большим зрачок вертикально вытянулся, касаясь границ радужки, на губах проступил голодный оскал; рука резко замерла в воздухе, дерево натужно простонало.
Перед ней в воздухе, невысоко над бездыханным телом Люмина, замерло три светло-голубых семени. От них исходил мягкий пульсирующий свет, который едва-едва звенел в воздухе – словно эхо разбитого кристалла. Плотные, но кажущиеся хрупкими, матовые, как стекло, но пропускающие свет как бриллианты.
Энегленна протянула к ним ладонь, которая едва заметно подрагивала. Получение семени кристалла всегда было и желанно, и страшно. Непередаваемый трепет перед порогом к новой силе. Весь мир вокруг просто исчез. Ни звуков, ни движений, ни единого колебания воздуха, только три светлых семени. Похолодевшие пальцы коснулись серебристого зернышка, и по телу пробежала дрожь. Оно было и холодным, и теплым одновременно. Задержав дыхание, Гленна притянула зернышко к себе кончиком пальца и прижала его ладонью к груди, чувствуя, как плотное семя проходит сквозь кожу и кости и исчезает, слившись с ней, с ее Кровью, усиливая ее. Это похоже на холодный, освежающий душ для уставшего, измотанного пустыней путника. С не меньшим трепетом ведьма поглотила второе семя, вновь чувствуя, как кровь в жилах наполняется новой силой. Уже на грани экстаза, не оставляя места разуму, уступая безумству, поглотившему не один десяток Люминов, Энегленна Аквел проделала то же самое и с третьим семенем, после чего осела на землю, невольно удерживая дыхание.
На пару минут мир стал в разы ярче, внимание обострилось, но приятная тяжесть, охватившая тело, удерживала ведьму на земле. Однако же, попробуй сейчас ее кто-то атаковать, реакция будет молниеносной, от врага не останется и горстки пепла. Успокоив свою алчность, начавшую было жаловаться на малое количество семян, Гленна закрыла глаза. Этого было более чем достаточно. Три семени – целое состояние. Еще ни разу в жизни у Аквел не было такой добычи. Она разбила лишь два кристалла, но семя одного ей пришлось выцарапать из трупа вора, отвратительный горелый запах которого еще долго выветривался из глубокой пещеры.
- Так это она его убила… – запоздало догадалась Гленна, лениво осмотрев труп. Его она тоже знала, но вспоминать имя даже не стала. Зачем помнить имя мертвеца?
«Интересно, сколько же у нее семян… Не должно быть больше трех, иначе бы лес не отделался так легко».
Ведьма обернулась, и ее зрачки вновь расширились и вытянулись. Сознание еще не совсем прояснилось, в нем по-прежнему оставалась лошадиная доза аменции, перебивающей здравые мысли.
Гленна поднялась и неторопливо вернулась к лежащей в зарослях Эсфирре. Она стояла над бессознательной ведьмой и оценочным взглядом смотрела на ее.
«Нет, нельзя. Три семени – много, если я получу еще хоть одно, то умру скорее, чем смогу вдоволь насладиться мощью, потому что просто не выдержу и окончательно сойду с ума».
Ведьма тихонько захихикала, и широкая хищная улыбка расплылась по ее лицу. Склонившись над «сестрой», она коснулась ее лба, провела пальцем по носу, губам, подбородку, и, посмотрев еще безумнее на незащищенную шею Люмины, схватила ее и легко притянула к себе, впившись ногтями в нежную кожу.
- Эй, очнись, дорогая. Ты пока не умерла, - процедила ведьма с явной долей огорчения. Она не сводила с ведьмы глаз с расширенным остроконечным зрачком. Гленна еще держалась за свою волю, не позволяя сумасшествию вырваться наружу. Имея контроль над свои телом, отчета в действиях в полной мере себе не отдавала. Проведя пальцем свободной руки по предплечью ведьмы, Аквел дала слабый заряд тока, помогая вернуть блуждающее сознание Эсфирры на место. Либо в ближайшее время эта спящая красавица очнется, либо Энегленна узнает вкус ее сердца и приберет в свою коллекцию еще несколько зерен.

Отредактировано Eavisse Cerbera (2014-01-10 21:25:39)

Ее всегда раздражали эти бонтонные улыбки и взгляды, которые они на себя натягивали при встречах. Энегленна, конечно же, делала то же самое, ведь не хотелось бы ей однажды висеть на шесте, как чучелу, отпугивающему ворон, отпугивая других Люминов, которые забыли поклониться брату. И все-таки ей куда больше нравилась доля жестокости, напор в общении с другими, когда ты не скрываешь свое отношение полностью, когда ты показываешь, что да, этот человек тебе не друг, а скорее потенциальный враг, что ты всегда настороже и готов с ним помериться силой, если придется, а потому и не скрываешь ироничного взгляда и не глотаешь резких слов, а отчеканиваешь их смело и четко. Без крайностей, без лишних провокаций, но честно. Должны же они быть честны хоть в чем-то, даже если высокий дар свел все к такому фарсу. Улыбаться, чтобы выживать, улыбаться, чтобы завоевывать, улыбаться, чтобы внушать страх, улыбаться, чтобы подчинять. Она и продолжала улыбаться, и эта улыбка была честной, не натянутой лишь из-за соображений вежливости. Ее загадочность пряталась в уголках губ, дразня неясными намерениями ведьмы, а взгляд пламенных глаз выражал не только жажду и алчность, пряча в своих глубинах нечто еще более напряженное, что вкупе с не утерянным рассудком должно было пугать еще сильнее. Все еще вытянутый зрачок с азартом следил за нарочито спокойной Эсфиррой, прекрасно видя ее настоящие настроения под маской небрежного равнодушия, прекрасно понимая, чем та расстроена и насколько сильно. Она зла, о, как же она зла, подумала Энегленна, на секунду растянув свою улыбку еще шире. На ее месте Аквел злилась бы точно так же, уязвленная тем, что честно добытая добыча так бесчестно украдена другим, и она прекрасно понимала это состояние, поскольку сама была в такой же ситуации. Но она смогла отомстить недолго думая, и ее тогда никто бы не стал щадить, замри она спящей тушей на полу, а здесь все было несколько иначе. Уайален не могла сейчас предъявить претензии, таков уж был неписаный закон самосохранения – утратил что-то свое, так помалкивай, покуда не имеешь сил вернуть, а вот если силы есть, то можешь попытать счастья. На данный момент шанса расквитаться ведьма не имела, так как оказалась слабее по крайней мере в два раза. Зато она могла бы заметить, что жизнь-то ей сохранили, следовательно, однажды она может попытаться призвать Энегленну к ответу за содеянное. Это все в духе Люминов. Какими бы разными они себя не мнили, какими бы разными возможностями ни обладали, в чем-то все равно так были похожи друг на друга, что аж зубы сводило.
- До этого момента мне казалось, что эта рощица прекрасное место для релаксации, однако теперь и она превратилась в поле боя, жаль.
Речь Аквел несколько уводила от требуемой вопросом конкретики, но сухое следование тому было бы чересчур скучным.
- Неплохо вы здесь порезвились, - очередная усмешка и легкий наклон головы, как будто она подразумевает совсем не то, что следовало бы. Сейчас Энегленне страсть как хотелось просто развлечься. Игра кошки с мышкой.
Слова Эсфирры ее изрядно забавляют. Гленна не удержалась и засмеялась, приложив одну ладонь к острому подбородку, а другую – на грудь, куда меньше, чем полчаса назад она проводила последнее зерно.
- О, дорогая, к чему все эти высокопарные речи, когда тебе хочется посетовать на то, как сильно ты мечтаешь вспороть мой живот? Уверяю тебя, можешь говорить мне это без утайки сейчас, чем потом взорвешься от гнева где-то во дворце, навлекая на себя беду, и риск еще скорее ощутить дыхание смерти на затылке, нежели сейчас. Я не убила тебя до этого и не убью сейчас, если ты ограничишься на данный момент только словами.
Энегленна возвращала себе полноту контроля над разумом, диалог разгонял все мысли по своим местам, безумству здесь делать нечего – его привилегия действие, а не речь. Говорила она скорее уловками, не давая четкого ответа, да он и так был слышен в каждом слове.
- Ах да, Зенобий. Так вот, как его звали…
Имя дало ей еще один ключик к воспоминаниям, открывал ей все новые и новые двери в старые кладовые памяти. Зенобий… с ним она когда-то провела несколько чудесных и жарких от страсти ночей. Какая жалость, он мог бы удовлетворить еще немало сестер, будучи толковым донжуаном, прекрасно чувствовавшим настроение изгибающихся под ним барышень, всегда зная, когда, как и что сделать, чтобы доставить и себе, и им новую порцию извращенного удовольствия, достичь эупареунии и открыть второе дыхание для громких стонов и продолжения безумной, полной безграничного желания скачки…
- Увы, наш милый брат почил с миром, – Гленна подыграла Эсфирре, печально опустив веки и наконец избавляя ведьму от своего пристального взгляда. – Думаю, его следует похоронить так, как достойно Люмина.
Аквел вышла вперед, чтобы дойти до трупа раньше Сфирры и не дать той предпринять попытку уничтожения тела раньше времени. Дойдя до остывшего тела Зенобия, Энегленна опустилась рядом с ним на колени и провела ладонью перед собой, вновь заставляя лес вокруг ожить; через секунду перед ней появился большой и плотный лист репейника. Ведьма положила лист на землю и, бритвенно острым ногтем раскроив руку бывшему любовнику, пустила его кровь на импровизированную чашу.
- Надеюсь, ты не станешь пытаться помешать мне, если и в твоих интересах продлить время нашего существования? С зернами или без, наша Кровь должна быть сохранена, а в следующей жизни ты снова попытаешь счастья в схватке с ним. Если кто-то спасет твою Кровь… 
Гленна посмотрела на сестру ставшими нормальными голубыми глазами, как будто интересуясь мнением той. Удивительно, как быстро ты привыкаешь к новым силам и как быстро принимаешь подъем по крутым ступеням власти.
Поднявшись с колен, она осторожно подняла лист лопуха с налитой на него кровью. Достаточно было малого ее количества для того, чтобы сохранить личность Люмина – так говорили те, кто знал об опытах по сохранению их расы больше. Имея неестественно долгий срок жизни, Люмины, тем не менее, не были бессмертными, а их силы не передавались по наследству детям. Они довольно скоро начали поиск решений проблемы их выживания и вот, пару лет назад, кажется, наткнулись на золотую жилу. Сохранить Кровь, чтобы возродить ее в ребенке, способном к принятию подобной магии. Как именно искали детей, которые должны были стать новым телом для Люмина, Энегленна не знала, не знала пока и того, насколько в итоге эффективными оказались опыты. Она знала лишь то, что это как-то работает, а потому не стоит упускать шанса. В конце концов, какого прекрасного постельного героя могла потерять их раса!
- Это сделаешь ты или оставишь зажжение огня на меня? – просто, без претензий на что-либо поинтересовалась Аквел. После того, как тело будет уничтожено, необходимо отнести кровь Зенобия смертному магистру, бывшему преданным слугой детей Моуда, который сделает с ней то, что положено, и не раскроет никому вверенную ему тайну о гибели одного из хозяев. Таких фанатичных последователей Люминов было мало, но все они, как правило, были надежными хранителями секретов. Если на них сильно не давить. Да и даже если надавят, вряд ли бедный человечек вспомнит, кто и когда ему принес спасенную Кровь, а угрожать им смертью резона было мало – как-никак таких людей безумные разрушители кристаллов ценили. Предательство их общих интересов непременно каралось смертью, а в таких частных случаях, в принципе, мало кто стал бы и копаться. Как уже было сказано, все Люмины грешны тем, что убивают самих себя, а потом все равно сломя голову скорее бегут спасать останки.